НАЧАЛО     НАЗАД     ДАЛЬШЕ

 

– Посидим, подождем, – предложил я. – Может, они вернутся.

Я уже знал, что они не вернутся, но иначе пришлось бы согласиться с Санькой. Мы присели на лестницу. Четвертый этаж был пуст. Снизу доносились звуки фортепьяно: угадывалась какая-то детская песенка.

– Вот за этой стеной, – сказал Санька, – наш класс. В классе – шкаф, в шкафу – магнитофон, в магнитофоне – кассета. А на кассете... Ты задумывался, что если мы не получили ничего на этой кассете, то мы им проиграли?

Я пожал плечами.

– Давай влезем в окно.

Санька посмотрел на меня немного и отвернулся.

– В понедельник все узнаем, – сказал я примирительно.

Мы посидели еще минут пять. Для моего реноме было бы лучше, если бы эти двое все-таки вернулись. Но они, должно быть, об этом не знали.

Дима встретил нас у дверей школы.

– Ну что? – спросил он.

– Ничего, – ответил Санька. – Сходили водички попить. На четвертый этаж.

– Они ушли две минуты назад, – сказал Дима.

– Как вы думаете, за три минуты можно собрать информацию о дошкольной гимназии? – спросил я.

– А какая там информация, – ответил Санька. – Предметы, стоимость, время занятий. И когда прийти записываться. Мне бы и полутора минут хватило.

Я был вынужден согласиться: звучало все вполне убедительно.

Здоровенная еловая шишка просвистел у моего уха и отскочила от стены. Маше с Наташей было явно нечем заняться.

 

Понедельник, 25 ноября

[25.11.1991. *** В Ново-Огареве состоялось заседание Госсовета СССР. Представители России, Белоруссии и пяти среднеазиатских республик продолжили рассмотрение Договора о Союзе Суверенных Государств. Решено не парафировать договор, а направить его на рассмотрение парламентов республик. *** Вчера завершился визит Бориса Ельцина в Германию. Россия в качестве независимого государства пока не признана, однако Президент России был принят по протоколу для глав государств. Подписан протокол о намерениях. *** Фредди Меркьюри умер от СПИДа в воскресенье вечером в своем доме в Кенсингтоне (Лондон, Англия) в возрасте 45 лет. *** В Москве +3°С, высокая влажность.]

Я совсем не хотел проспать в этот день, и поэтому встал слишком рано. Пришлось, чтобы хоть чем-то занять время, делать зарядку, самому себе готовить завтрак, убирать кровать и заниматься другими неинтересными делами. Но зато в школу я пришел раньше всех в классе, несмотря даже на коленку, которая почти было прошла, но после субботнего футбола снова дала о себе знать.

Неожиданностей не было. Учитель труда в присутствии завуча, Томы и половины нашего класса сломал замок, и мы наконец овладели кассетой. При этом удалось избежать любопытных взглядов. Оставалось только прослушать кассету. В школе это не представлялось возможным, пришлось ждать окончания уроков.

Вершок и Хохол, должно быть, очень смелые ребята, если рискуют появляться в нашей школе в разгар учебного дня. У меня был целый урок на размышление по поводу цели их визита, пока все не прояснилось на следующей перемене.

Ко мне подошел Федькин-старший и заявил, что у него есть важная информация.

– Эти двое, – сообщил он, – из 720-й школы, они ко мне подходили на прошлой перемене.

– Интересно, зачем ты им понадобился. – Генка стоял рядом и не мог упустить случая влезть в разговор со своими шуточками. – Они тебя завербовать хотели?

– Нет, они спросили, я ли делал фотографии из стенгазеты.

– Которые пропали? – спросил я.

– Они же их и сорвали, – ответил Федькин так, словно это было ясно и первокласснику.

– Зачем они им понадобилась?

– Не знаю... Но по-моему вот тот парень, который гол забил, здоровый такой... он уже в школе не учится. Ну, я думаю, что это была подставка.

Вот так, Алик. Пока вы изобретали хитроумные планы заманивания завуча в невидимую сеть, вас обошли на повороте в первенстве района по футболу. И когда появляется возможность хоть за что-то зацепиться, вы просматриваете ее в упор. Ну, или почти просматриваете.

– Так что это они фотографии сорвали...

– Они что, вернуть их тебе хотели? – не унимался Генка.

– Нет, – ответил Федькин. – Они сказали, чтобы я завтра же им принес негатив и вообще все пленки и фотографии с того матча. Вот я и решил у вас спросить: как поступить? – Он совсем не испугался этих крутых ребят. Его глаза горели: парню хотелось поиграть в войнушку. – Так что делать? – повторил он свой вопрос.

– Отдать, – сказал я.

– Что?! – Федькин уставился на меня, потом на Генку, ища объяснения, потом снова на меня, и, наконец, куда-то в сторону.

– Отдать, – согласился Генка. – Это очень опасные ребята. Они из мафии. Мы с ними связываться не хотим. И тебе не советуем.

Федькин ошеломленно молчал.

– Видел, вот Алик всю прошлую неделю с подбитым глазом ходил? – продолжал Генка. – Видел? Их рук дело. Профессионально сработано. Я еще все бегал за ними, просил: научите, я тоже так хочу уметь! “Не можем, – говорят, – этому так просто не научишь”. Годы тренировок. Постоянная практика. Вот так.

– Так что негативы ты им отдай, – повторил я. – Только перед этим нам напечатай пару фотографий. Особенно тех, где этот здоровый малый хорошо виден.

– Хорошо, я напечатаю! – Глаза Федькина снова радостно засветились. Он подумал немного и добавил: – Только они еще спросили меня, есть ли еще где-нибудь такие фотографии, которые в стенгазете были.

– И что ты ответил?

– Правду. Что других нет.

– Вот и хорошо! Ты напечатай, а им, пожалуйста уж, не говори. Мы тебя прикроем, в случае чего.

– Конечно, – согласился Генка. – Мы мафии не боимся. Мы и сами мафия.

Федькин ушел осмысливать происшедшее, а Генка обратился ко мне:

– Так если это действительно подставка, то у нас еще есть шанс в следующий круг выйти! – Он не играл в сборной, но говорил “у нас” с полным правом. Мы всегда были одной командой. – Надо искать, Алик!

– Кстати, на том матче еще и Ольга щелкала, – напомнил я. – Наверно, у нее фотографии-то получше, чем у Федькина.

– Вот, кстати, и она, – сказал Гена. – Готов поспорить: я знаю, что она хочет сообщить.

– Я вам должна сказать... – начала Оля.

– ...Что к тебе подходили двое из 720-й школы, – перебил Генка.

– Да...

– ...И что они потребовали, чтобы ты им отдала все негативы с последнего матча, – продолжил я.

– Да...

– ...И что лучше тебе сделать это побыстрее.

– Да... Это вы их послали?

– Мы, – согласился Генка. – Мы их послали, и они сейчас очень далеко. Мы их и снова пошлем, если они еще раз сюда заявятся. Так что тебя никто не тронет, не волнуйся, никого не бойся...

– ...А негативы отдай, – закончил я.

– Им? – уточнила Оля.

– Им, – подтвердил я.

Уроки, наконец, кончились, можно было заняться кассетой. Мы долго решали, к кому пойти, пока Сергей не уломал всех, пообещав накормить каждого щами. И мы всей гурьбой завалились к нему. Эльбрус был очень рад (он вообще любил всех друзей Сергея) и приветствовал каждого, вставая на задние лапы и опираясь передними на плечи гостя; при этом некоторые теряли равновесие. Щи были очень вкусными, и хватило их на всех.

Но главное – кассета. Результаты превзошли все ожидания. Во-первых, запись получилась достаточно чистой. Во-вторых, завуч говорила такие вещи... Она была в крайней степени возбуждения, кричала, призывала “разогнать весь этот класс к чертовой матери”, уволить “эту наглую и глупую девчонку” и многое другое. Она требовала не ставить полугодовых оценок Ветрову и Василькову, “даже если эти идиоты что-нибудь выучат”. Одним словом, она выдала себя с головой. Другие только поддакивали или отделывались незначительными репликами.

Впечатление осталось все-таки неоднозначное. С одной стороны, мы еще раз убедились, что с нами не шутят и не в игрушки играют. Это не могло не волновать. С другой стороны, все получилось именно так, как мы и хотели. И теперь нас, наверно, нельзя будет взять голыми руками. Вот хотя бы директриса: если мы дадим ей прослушать эту запись, то она, наверно, не позволит расформировать класс и уволить Тому. Возможно даже, она захочет уволить кого-нибудь еще.

Больше всех радовался Санька. Еще бы: это был его план, который мы сначала не поняли и не поддержали, и который в результате выполнили по всем пунктам, прежде всего благодаря его же блестящему выступлению. Единственное, что немного подпортило Сане настроение, это скептическая реакция Маши. Она, во-первых, заявила, что подслушивать нехорошо и, следовательно, мы добыли запись нечестным путем, а во-вторых, что неизвестно еще, кто захочет эту запись слушать, когда нас будут разгонять.

– Ужасно подсматривать в щелочку, ужасно, – согласился Санька. – Там, конечно, за дверью, безобразия творятся, деток маленьких на кусочки режут, а все-таки – осадочек...

Маша поджала губы и промолчала.

Следующая мысль, которая пришла нам в голову, – хорошо бы эту запись на всякий случай скопировать. Сергей объяснил, что у его двухкассетника что-то не в порядке с записью, и тогда Петровы вызвались переписать ее на своем магнитофоне.

Мы продолжали обсуждать свой успех, когда Сергею позвонила какая-то его тетя и сообщила, что в универсаме дают подсолнечное масло в разлив. А его не было в наших магазинах уже довольно давно. Сергей оповестил нас. Первым засуетился Генка.

– А у тебя бутылка есть? – спросил он.

– Можно поискать.

– Слушай, выручи, а? Мне родители в наказание велели это самое масло найти. Я бы сейчас сходил, пока оно не кончилось. А бутылки мы сдали на той неделе.

– А чем ты провинился? – поинтересовалась Маша.

– Да завуч родителей в школу вызвала. Сказала, что веду себя плохо. Так что, Сергей, помоги уж, будь другом. Ты сам-то не пойдешь?

– Да нет, у меня отец в центре где-то купил.

– Слушай, а ведь у нас дома тоже масла нет подсолнечного, – сказал Веня Ване. – Помнишь, еще мама жаловалась, что ей котлеты жарить не на чем?

– Помню, – ответил Ваня. – Вот ты за ним и сходишь.

– Чего это я? Я же вчера за сметаной ходил и за творогом!

– И ты их купил?

– Так ведь не было ничего!

– Ну, это не считается. Так что тебе за маслом идти.

– Хорошо, – согласился Веня. – Тогда тебе – алгебру делать на завтра.

– Ну да! Может, мне и биологию за тебя выучить?

– А что, выучи.

– Ну и как ты себе это представляешь? Хватит, алгебру я уже в прошлый раз делал!

– Но я ведь не смогу ее сделать, если за этим маслом буду стоять.

– Ничего, придешь, вечером сделаешь.

– Нет, вечером я буду сочинение писать по литературе. И физику учить. И биологию...

– Ладно, договорились, – уступил Ваня. – Ты – за маслом, а я тогда пойду делать алгебру. Кстати, кассету я возьму?

– Бери, – сказал Сергей, доставая ее из магнитофона и отдавая Ване. – Постарайся почище переписать.

Тут и другие стали вспоминать, что им нужно подсолнечное масло. И вскоре у Сергея остались только я, Санька и Маша.

Ваня вернулся минут через пятнадцать. За восемь лет я научился безошибочно отличать Веню от Вани, и мог с уверенностью сказать, что вошедший не был Веней. Но и на Ваню этот человек не был похож. Хотя это, без сомнения, был Ваня.

Сказать, что на нем не было лица, – не сказать ничего. Он выглядел так, словно потерял самую дорогую вещь в своей жизни. А наверно, кассета и была для него в эту минуту самой дорогой вещью.

– Что у тебя с шеей? – спросила Маша. Ваня опустился в кресло.

*****

– Ну, а сколько их было? – спрашивал Сергей.

– Да какая разница! – перебивал Санька. – В любом случае их было больше!

– Не знаю, – отвечал Ваня. – Я же их не видел.

– Ну как, вообще ни одного? – удивлялся Сергей.

– Они подошли сзади.

– Но потом, когда они убегали?!

– Я не мог снять мешок с головы.

Мешок этот был у меня в руках. Я вертел его, стараясь собраться с мыслями. Обычный мешок. В таких школьники носят сменку. Небольшой, черный, из плотной ткани, со стягивающей веревкой. Эта-то веревка и оставила на шее у Вани ярко-красный след.

Я рассматривал этот мешок и пытался понять, что произошло. Конец? Наверно, это конец. Мы все поставили на одну карту и проиграли. Что дальше? А если что-то дальше, значит, не совсем еще конец? И вечный вопрос: что делать? Хотя бы не глобально, а вот сейчас в этот момент?

– Давайте так, – сказал я. – Во-первых, мы не ссоримся и никого не виним. Виноваты все.

Что во-вторых, я не знал. Надо было что-то сказать, но мысли разбегались.

– Но мы ведь не могли даже предположить... – пробормотал Санька.

Да, не могли. Вот только... Спичка в двери. Двое неизвестных в субботу. Разве хотя бы этих двух фактов не было достаточно, чтобы заподозрить неладное? Как мы могли быть такими невнимательными?..

– Во-вторых, – сказал я, – кассету украли люди, которым она не нужна. То есть, им нужно, чтобы ее не было. Поэтому возможно, что записи уже не существует. Но может быть, это люди, которые хотят за эту кассету что-нибудь получить. Тогда она цела и невредима. Я хочу сказать, что нам рано отчаиваться.

– Но надо отдавать себе отчет, – возразил Санька, – что эта вероятность очень мала.

– Согласен. Но мы ведь все равно должны найти тех, кто это сделал. Или попытаться найти. В-третьих, – продолжал я, – нет смысла сейчас куда-то бежать и чего-то искать. Вряд ли эти люди будут ошиваться около этого места и ждать, что мы за ними придем. Поэтому торопиться не надо, лучше все хорошенько обдумать.

Никто не возражал, и мы стали думать, только вот не думалось как-то. Словно какая-то густая, тупая боль обволакивала голову, не давая пробиться ни одной, самой простой идее. Первое чувство недоумения и растерянности постепенно сменялось горькой обидой, и хотелось именно вскочить и бежать куда-нибудь, сжав кулаки, ну хоть что-то делать, но только не сидеть, позволяя беде стать непоправимой.

– Может быть, сходим на место? – предложил Сергей. – Пока там все не затоптали?

Мы пошли. Это случилось в парке. Путь от Сергея к Петровым лежал через парк – ну что тут поделаешь!

– Вот здесь я шел, – сказал Ваня. – Они налетели сзади, я даже не успел обернуться, понимаете!

– Да успокойся ты. – Сергей похлопал его по плечу. – Рассказывай по порядку.

– И они сразу надели нам меня этот мешок, и веревку затянули на шее. А через него ничего не видно. Потом двое взяли меня за руки и толкнули на скамейку. Вот на эту.

Мы подошли к скамейке. Никаких следов, да и какие, интересно, следы мы ожидали увидеть?

– Это только в кино преступники курят на месте преступления, – заметил Санька. – Причем такие сигареты, которые в этом городе не продаются. Или теряют носовые платки.

– Так поступают новички, – возразил я. – Они волнуются и делают глупости. А здесь все было продумано. До мелочей...

– А потом? – спросил Сергей у Вани.

– А потом... Они меня крепко держали. Вдвоем или втроем. И главное, я ничего не видел, понимаете?..

– А голоса?

– Они молчали! Они за все время не сказали ни единого слова. Они быстро обыскали все карманы и нашли кассету. Она в нагрудном кармане была... И убежали также быстро. А я пока веревку смог развязать... Вы мне верите? – вдруг спросил Ваня.

– Да ты что! – воскликнул Санька. – Как ты мог такое подумать! Мы же с первого класса вместе учимся! Мы же друг за друга готовы...

– Ну, извини, – сказал Ваня. – Я просто подумал... я сам не верю, что такое могло случиться!

– Идите сюда! – послышался Машин голос из-за елочек. – Вот здесь они, наверно, стояли!

Действительно, с дороги это место не просматривалось. Вполне удобное место, чтобы наблюдать за тропой. Пропустить человека вперед, потом незаметно и неслышно выскочить...

– А ты не мог услышать, куда они убегали? – спросила Маша. – Ну, в ту сторону, или в эту?

– Да я знаю, куда они побежали! Мне какая-то бабуля, мимо проходила, сказала, что они вон по той тропе побежали. А совсем не по этой дороге. Это уже когда я веревку распутал.

– Бабуля?

– Ну да. Я ведь уже говорил, что бабуля мимо шла, а еще парень и девчонка. Парень – из девятого класса, я его знаю в лицо, из нашей школы. И девчонка из нашей, только помладше. Их мы найдем.

– Так они не вместе шли?– уточнил я.

– Да они даже в разные стороны шли. Девчонка – впереди меня, а парень – навстречу.

– Они могли и не видеть ничего, – заметил Сергей.

– Ну, они, скорее всего, обернулись, когда шум услышали, – возразил я.

– И больше ничего не стали делать, – добавил Санька. – Девчонка – ладно, но парень...

– А что он мог сделать? – спросил я. – Их ведь много было.

– Не меньше четырех, – сказал Ваня. – Когда двое за руки держали, третий мешок завязывал, а четвертый уже карманы обыскивал. Так что этого парня винить нечего.

– Может и нечего... – проговорил Санька. – А бабуля что?

– А бабуля тоже навстречу шла. Я мешок стащил с головы, а она и говорит: “Вон туда они побежали, по тропинке”. Ну, я за ними и бросился. – Тут Ваня вдруг схватился за голову руками и крикнул: – Черт, какой же я дурак!

– Да брось ты убиваться, – сказал Сергей.

– Я не про то! Надо было бабку-то трясти: она бы мне сказала хотя бы, как они выглядели! Ну, хотя бы один или двое. А теперь где я ее найду?

– Ну, это ерунда, – успокоил его Санька. – У нас два других свидетеля есть, более надежных, чем старушка какая-то. Она и перепутать может, переврать...

– Свидетелям пригрозить могли, – заметил я. – “Станете болтать – плохо будет”. Так что они могут ничего и не сказать.

– Балда! – воскликнул Санька. Ему бы только перед Машей выпендриться. – Если бы они кому-нибудь грозили, Ваня бы слова услышал. А они молчали! А потом убежали сразу. Так что никому они пригрозить не успели!

– Пойдем по тропе, – предложила Маша. – Хотя бы узнаем, куда она ведет.

– К универсаму она ведет, – ответил Ваня. – Я же по ней бегал. Я до универсама добежал, а потом только к Сергею вернулся.

– И что?

– Ничего... Все-таки я долго этот мешок дурацкий развязывал.

Попытки найти что-нибудь оставались тщетными. Неизвестные не собирались оставлять никаких следов, в том числе и на тропе, по которой убежали. К тому же, начинало темнеть. По правде говоря, надежда найти что-нибудь интересное была призрачной с самого начала. Мы проделывали все это, скорее, просто автоматически.

– Но кто это мог быть? – вслух рассуждала Маша.

– Знать бы, кто... – вздохнул Санька.

А действительно, кто? Кому эта кассета поперек горла? Завучу, разумеется. Значит, завуч наняла каких-то парней... Чушь? Чушь. А потом, откуда она узнала о кассете? Ну, допустим, случайно увидела микрофон. Но она ведь ничего не сказала по этому поводу! Мы же прослушали всю запись, до тех пор, пока они не вышли из кабинета. Да, она могла промолчать. Но предположить, что какие-то люди действовали по ее поручению... Все возможно, но это как-то не укладывается в голове.

Мы вышли к универсаму.

– Зайдем? – предложил Сергей. – Может, наши еще там стоят.

Наши, а именно Генка и Веня, стояли в огромной очереди в полмагазина.

– Мы уже по второму разу, – объяснил Генка. – Я пока первый раз стоял, Веня за бутылками домой сбегал. А там больше пол-литра не наливают. Пришлось еще раз стоять.

– А зачем вам столько масла? – спросила Маша.

– А разве это много? – удивился Веня. – У нас семья большая.

– А я вторую бутылку родителям не покажу, – добавил Генка. – Вот когда их снова в школу вызовут, они меня снова заставят масло искать, а я им – раз! – и запасную бутылку. Вот так.

– Когда их снова в школу вызовут, еще первая бутылка не кончится, – съязвил Санька. – И тебя за сливочным пошлют. Или за майонезом!

– Пусть хоть каждый день вызывают! – распетушился Генка. – Я родителям кассету дам послушать. И они меня вообще больше наказывать не будут.

И смех повис в воздухе. Кто-то рано или поздно должен был все рассказать.

– А у нас новости, – сказал я. Генка чуть бутылки из рук не выронил, когда услышал.

– Так ведь это значит, что мы пропали, если честно, – проговорил он.

– Очень верно оцениваешь ситуацию, – согласился Санька. – Поэтому вспоминай, и ты, Веня, тоже, что и кого вы видели, когда шли сюда и когда здесь стояли. Потому что они убежали в сторону универсама.

Генка и Веня задумались, и на минуту все замолчали, так что стало слышно, как две старушки позади нас обсуждают насущные экономические проблемы.

– Слыхали, – говорила одна, – рынок у нас вводют с шестнадцатого декабря?

– Давно пора его ввести, – соглашалась другая. – А то вон уже за молоком по два часа стоять приходится.

– И-и, два часа – это что! Я вон вчера за рыбой четыре часа стояла, это да! За минтаем, значит. Хорошо, соседка повстречалась, мы с ней поговорили, поговорили, время-то незаметно и пролетело.

– А я так уже спичками запаслась, – продолжала первая. – И солью. А то мало ли чего там с этим рынком получится.

На лице у Генки была нарисована активная работа мысли.

– Не знаю, чего мы видели, – сказал наконец Веня. – В магазине перед глазами человек сто. Как определить, кто из них подозрительный? Особенно если не знаешь, что что-то произошло.

– А когда ты домой бегал, тоже ничего не заметил?

– Да нет, вроде. – В голосе Вени сквозила растерянность.

– Ну хоть каких-нибудь молодых людей видели? – допытывался Санька.

– Да вон их здесь сколько!

– По-моему, – заметил я, – люди, укравшие кассету, вряд ли сразу после этого пойдут в универсам. Им бы уйти подальше. Тем более, мы уже поняли: операцию продумали в деталях.

– Так что вспомните, кого вы видели, когда шли сюда, – сказал Санька.

– Не помню ничего интересного, – сказал Веня.

– Какой-то парень у таксофона стоял, – вспомнил Гена. – Только я его никогда раньше не видел. Еще он посмотрел на нас как-то странно. Ну, как будто он чокнутый.

– Да, глаза у него широкие сделались, – сказал Веня. – Это он на меня смотрел.

– Почему это ты думаешь, что только на тебя? – удивился Генка.

– Я не думаю, я просто видел. Он на меня посмотрел как-то ненормально. Но ничего не сказал, не подошел, так и остался стоять. Симпатичный такой парень: блондин (он без шапки был) и с голубыми глазами.

– А когда это было? – спросил я.

– Ну, я на часы не смотрел, – ответил Веня. – Мы уже к универсаму подходили. Там, помнишь, таксофон есть?

– Сергей, – спросил я, – сколько от твоего дома до универсама?

– Идти? Ну, минут пять, не больше.

– Ну, мы еще когда от Сергея вышли, чуть-чуть с ребятами поболтали, – уточнил Веня. – С Кахой, с Антошей и с Наташей – это которые тоже за маслом пошли.

– А Ваня?

– А я сразу домой пошел, – ответил Ваня. – Со мной никому по пути не было.

– А что эти трое?

– Так они за бутылками сначала пошли, – ответил Гена. – Это только мы умные: сначала заняли очередь, а потом уж за тарой сбегали.

– Так уж и сбегали, – пробурчал Веня.

– Ну, хорошо, ты сбегал, а я остался стоять, – согласился Генка. – Еще неизвестно, кому хуже было. У меня все ноги затекли. И еще в очереди обувь стаптывается. Замечал, как очередь движется? Шарк-шарк, шарк-шарк... – Начальный шок прошел, это был уже настоящий Генка.

– А сейчас они где? Вы ведь вместе в очереди стояли?

– Ну, разумеется. Но они взяли по одной бутылке и ушли. Им хватило. А мы по второму разу.

– Слушай, ты сколько шел до того места? – обратился я к Ване.

– Ну, минуты три, наверно. Там ведь близко совсем. Максимум пять минут.

– А вы этого парня, с ненормальными глазами, через сколько минут видели? После того, как с Ваней расстались?

– Минут через десять, примерно, – ответил Веня. – Минут пять поболтали, минут пять шли.

– То есть, вы его видели через пять-семь минут после того, как кассета была похищена...

Я приказал своей голове поработать. Почему этот блондин смотрел на Веню ненормальными глазами? Ну, если он сам нормален. Вроде, Веня не представляет собой ничего необычного, если его встретить на улице. Вот если бы вместе с Ваней, тогда – да. Близнецы – это всегда необычно, хотя и не настолько, чтобы делать ненормальные глаза. А вот если надеть человеку мешок на голову, завязать потуже, забрать у него из кармана кассету и убегать со всех ног к универсаму, там стоять у таксофона, переводя дыхание, и в этот самый момент увидеть жертву, идущую с каким-то приятелем и мирно беседующую... Тут впору делать ненормальные глаза!

Я постарался изложить ход своих мыслей как можно яснее.

– Ты же сказал, что им желательно было скрыться с места ограбления подальше, – заметил Санька.

– Прокол, – согласился я. – Вот только их или наш?

– А ты сам-то этого блондина не видел? – спросил Сергей Ваню. – Ты ведь бегал к универсаму.

– Я у таксофонов не был. Они ведь с другой стороны. Я понял, что их уже не найду, и побежал обратно, старушку догонять. Но и ее уже не было. И тогда я к Сергею вернулся.

– В любом случае, – сказал Санька, – если вы еще раз этого блондина где-нибудь увидите, постарайтесь за него зацепиться: узнать, кто такой, где живет, где учится. Он может пригодиться.

– Слушайте, ну его, это масло, – сказал вдруг Генка. – Пойдем, посидим где-нибудь, подумаем.

– А курсы? – спросил я. Генка взглядом дал понять, что я дурак. Веня в другой ситуации, наверно, начал бы возмущаться: зачем бегал за бутылками, зачем столько стояли, но сейчас он не стал возражать. Мы снова направились к Сергею.

Я, кажется, только теперь начал понимать, что случилось. Так бывает: событие произошло, и ты об этом знаешь, но еще не понимаешь, не осознаешь. Если бы вчера тебе сказали, что это произойдет, ты бы не поверил или не захотел бы поверить. И нужно какое-то время, чтобы понять, врубиться, привыкнуть. Мы начали постепенно привыкать.

– Будем думать? – Санька устроился в кресле и гладил по голове Эльбруса. Огромная кастрюля со щами по-прежнему возвышалась над столом. Магнитофон все так же стоял у окна. Не хватало Маши, которая решила идти домой делать алгебру, некоторых других одноклассников, отделившихся раньше и теперь, видимо, тоже занимавшихся уроками, а также кассеты, которая была неизвестно где.

Сергей задвинул занавески.

– Первый вопрос, – начал Санька. – Кто?

– В корень смотришь, – поддержал его Сергей.

– Второй: как они узнали о кассете? Остальные вопросы вытекают из этих двух.

– Я бы еще спросил, цела ли кассета, – предложил Веня.

– Это следует из первого. Если ее украли сподручники завуча, то ее уже нет. Это безусловно. А если это кто-то еще, кто хочет ее на что-то обменять, то она, наоборот, цела, и ничего с ней не случится.

– Если у нас денег хватит, – добавил Сергей.

– Тогда первый вопрос можно включить во второй, – сказал я. – Будем думать, как они могли узнать, а вернее, кто мог узнать о кассете. А кто, кстати, о ней знал?

– Все, кто был сегодня здесь, – ответил Сергей.

– Будем считать, – сказал Саня, – что это все парни класса. А из девчонок – только Наташа и Маша.

– А ты уверен, что Наташа не поделилась с Олей, а Маша – с Катей? – спросил Веня.

– Я с них слово брал, когда рассказывал, – ответил Санька. – Еще Тома знала, а больше – никто.

– Будем считать, что здесь утечки информации не было, – предложил я. – Мы друг друга давно знаем, чтобы в таких вещах подозревать.

– Надо на всякий случай со всеми поговорить, – возразил Саня. – Вдруг кто-то случайно проговорился. Но скорее всего, кто-нибудь из них, из педагогов, ..., заметил микрофон. Могло ведь такое быть?

– Они про это не говорили, – напомнил Веня.

– Они про это не говорили в кабинете. А когда вышли из него? Если заметила сама завуч – никому она говорить не стала. Кассета ведь бьет только по ней, ни по кому больше. Если заметил кто-то из учителей, кто хочет хороших отношений с завучем, то он (точнее, она) ей про микрофон потихоньку рассказал. А если этот учитель с завучем не в ладах или просто себе на уме, так и промолчать мог. А потом устроить похищение. Но вот кто?

– А мы можем попробовать это определить, – сказал я.

– Но как?

– А про спичку в замке забыли? Я сам не понимаю, как мы сразу не догадались, что это связано с кассетой! Что делает человек, увидевший микрофон или как-то узнавший, что такой разговор записан на пленку? Он решает, что может получить ее, но ключа от шкафчика у него нет. Он понимает, что если мы сейчас завладеем кассетой, то он уже ничего с нами не сделает. Значит, ему надо, чтобы мы не могли ее достать в ближайшее время. До понедельника с пятницы – уйма времени, можно любое похищение организовать! И этот человек вставляет спичку в замок. Это же так просто!

– Получается, если бы мы сидели тогда не внизу, а под дверью кабинета, кассета была бы у нас, – проговорил Веня.

– Получается, – согласился я. – Но что теперь-то локти кусать? – Фраза была дежурной: локти следовало покусать хотя бы для профилактики, на будущее.

– Но как мы этого “кого-то” найдем? – спросил Генка. – По спичке?

– Спички ведь тоже надо иметь, чтобы в замок вставить, – ответил я. – А главное – ноготь! Длинный, с красным лаком. Наверно, учительниц с такими ногтями – ограниченное количество. И потом, сломанный ноготь быстро не отрастает. Будем искать учительницу со сломанным ногтем.

– Или с подстриженными, – добавил скептик Санька. – А лаки, кстати, растворителями снимаются. К тому же, нет гарантии, что ноготь сломался у той, которая вставила спичку в замок. Почему он не мог сломаться у любой другой, не причастной ни к чему?

– Видишь ли, – ответил я, – женщины, имеющие такие ногти, они следят за ними. Я имею в виду, что ногти ломаются, но это происходит не так часто. Конечно, совпадение возможно, но скорее всего, ноготь связан со спичкой. В любом случае, мне было бы интересно взглянуть на ногти завуча.

Санька пожал плечами.

– Завуч – главная подозреваемая, – сказал он. – Но где она смогла найти людей, которые бы это все сделали? В нашей школе? Да ее ведь терпеть не могут.

– Она до нашей в какой-то из соседних школ работала, – напомнил Веня. – И вообще, мало ли у нее знакомых?

– По-моему, – сказал Сергей, – мы напрасно сейчас мучаемся. Завтра поговорим со свидетелями. Что-нибудь прояснится.

Мы молчали довольно долго. Я уже в который раз за последние два часа пытался собраться с мыслями, но только одна пробивалась, расталкивая все остальные, и мысль эта была: плохо дело! Конечно, с таким настроением нечего и думать было найти не то что кассету, а хотя бы людей, ее похитивших, и я это понимал. А потому старался думать о чем-нибудь другом, например, о Мироновой. Я стал думать о Мироновой, но толком ничего не думалось: ну, Миронова и Миронова. К тому же (как это я сразу не догадался?), если думать о Мироновой, то ведь тоже кассету не найдешь. Пришлось вернуться к сегодняшним событиям.

Чего-то я все-таки не понимал. Вроде бы, все ясно: нашлись люди умнее нас, а мы оказались лопухами. Так что меня смущает?

Ну, хорошо, кто-то всунул спичку в замок и этим выиграл время. Согласен, за два дня (тем более, выходных) можно продумать и организовать любую операцию. Можно, например, послать в школу двух громил, чтобы они сломали дверь. Пусть этим двоим не повезло, их засекли, и они решили не рисковать. Можно продумать, как отнять кассету у нас. Допускаю, что они выследили нас, когда мы всей толпой шли к Сергею.

Но как они узнали, что кассета у Вани?!! Я взглянул на Саньку: он уже открывал рот, чтобы произнести следующую фразу:

– Я никак не пойму: откуда они узнали, что кассета у Вани, а не у кого-то еще?

Я, конечно, мог добавить: “Да-да, именно об этом я и подумал”, – но никто бы этому не поверил.

– Может быть, они и не знали этого точно, – предположил Веня. – Ваня ведь вышел из дома в числе первых. И он шел один. Просто они начали с него.

– Не верится, – возразил Ваня, до этого молчавший. – Ты ведь сейчас теорией вероятностей увлекся. Вот и посчитай, какова вероятность, что кассета окажется у первого, на кого они нападут.

– Вероятность маленькая, – согласился Веня. – Но ты ведь вышел первым! Может, они собирались на всех так нападать...

Я подошел к окну и заглянул за занавеску. Было уже совсем темно. Сергей жил на пятнадцатом этаже дома, который состоял из четырех изогнутых корпусов, образующих кольцо. Окна его квартиры выходили во двор. Напротив светились окна противоположного корпуса.

Я перевел взгляд на магнитофон, который по-прежнему стоял у окна.

– Ты хочешь сказать... – проговорил Веня.

– ...Что кто-то все время наблюдал за нами из противоположного корпуса, – подтвердил я. – Если мы найдем квартиру, в которой они находились... Сергей, ты в своем доме многих знаешь?

– Ну, достаточно. Кое-кого знаю.

– Например?

– Ну, Генку, например.

– Это понятно. А в противоположном корпусе?

– Там... Наташку! Александрову, в смысле.

– Да прекрати ты валять дурака! – возмутился Санька. – Наташа живет на втором этаже, ты – на пятнадцатом! Уже с тринадцатого ничего нельзя увидеть, а ты нам про второй поешь! Как будто не понимаешь, о чем тебя спрашивают!

– Да я понимаю, – спокойно ответил Сергей. – Видишь ли, в нашем доме есть лифт, а еще есть лестница. И если идти по лестнице, то между каждым этажом будет окошко. И окошки эти выходят во двор... Понял?

– Так что же ты раньше молчал?!

– Я как раз и собирался сказать.

– Получается, – перебил их я, – что любой человек мог наблюдать за нами?

– При наличии сильной трубы, – согласился Сергей.

– И еще он должен был знать, где ты живешь, – добавил Веня.

– Таких людей может быть сколько угодно, – подвел итог Санька. – Что у нас еще есть?

– А эти двое, в субботу, – напомнил я. – Они ведь не просто так приходили. Правда, Саня вот считает, что они тут ни при чем...

– Что за двое-то? – спросил Генка. – Я об этом ничего не знаю.

– В субботу какие-то двое пришли в нашу школу, поднялись на четвертый этаж, но там мы их встретили, и они нам сказали, что ищут 21-й кабинет.

– Что-то я не помню, – сказал Генка. – Я-то где был в это время?

– Это тебе виднее. Ты, наверно, в футбол играл, а мы как раз “сушились”. И эти парни 21-й кабинет искали на четвертом этаже. Один из них был в черных очках.

– Интересно, – сказал Генка. – Почему же они его на четвертом этаже искали?

– Они сказали, что в их школе, в 966-й, 21-й был на четвертом этаже, – объяснил Санька. – Алик считает, что они хотели взломать дверь.

– Еще бы, – добавил я. – Одни черные очки чего стоили... Что ты так смотришь? Ты эту школу знаешь?

– Знаю, – ответил Генка. – Там мой приятель учится. Помните, он у меня на дне рождения бывал?

– Ну и что это за школа? – встрепенулся Санька. – Рассадник бандитизма? Преступное логово?

– Да нет, школа как школа... – Генка смотрел в сторону. – Только она трехэтажная. – И он взглянул на Саньку исподлобья.

– Что?! – Санька так и подпрыгнул. – И ты молчишь?! Да ведь это значит, что они нас обманули! А если они нас обманули, значит они действительно хотели взломать дверь!

– Только вот как мы их найдем?.. – вздохнул Ваня. – Они ведь не учились в этой школе, если не знают, сколько в ней этажей.

– Необязательно, – возразил Санька. – Во всяком случае, надо искать. Генка, ты завтра поговоришь со своим приятелем. Мы опросим свидетелей. Алик, если хочет, может поизучать ногти завуча. Что у нас еще есть?

– Только мешок, – подсказал Веня.

– Ну, из мешка много не вытянешь. По-моему, надо подождать до завтра.

 


НАЧАЛО     НАЗАД     ДАЛЬШЕ


Hosted by uCoz